Евпаторийский десант. 1968 г.

Предлагаю вашему вниманию отрывок из книги В. Рудника и Ф. Павлова "Евпаторийский десант", 1968 г. выпуска.

Книга на украинском языке рассказывает о героическом евпаторийском десанте. Написана она журналистом В. Рудником и участником десанта Ф. Павловым. Отрывок поовествует рассказ М. Харитоненко, одном из примазавшихся в евпаторийскому десанту. О нем так же написано в другой книге, "Лицом к опасности". Не поленитесь, почитайте оба отрывка. Выводы вы делайте сами. А правда о десанте и послевоенной жизни участников десанта писали в газете "Известия". На основе статьи в газете "Известия" сделана статья о евпаторийском десанте на моем сайте.

*********************************************

События глазами инженера М. Харитоненко

До глубокой ночи с пятого на шестое января наша группа десантников и добровольцев держала оборону в районе Пересыпи. Боеприпасы кончились. Мы с тремя моряками скрылись в кирпичном складе, в переулке у товарной станции. Ждали появления второго отряда кораблей, ждали подмоги ... Нас обнаружили гитлеровцы. Лихо толкают штыками в спины, гонят во двор «Сельхозснаба». На душе горько... Нет, не потому, что расстреляют. Горько потому, что не сохранили патронов для себя, потратили в разгар боя. Горько потому, что не увидим, как корабли из Севастополя всыплют врагу по первое число ... Двор полон. Сотни, тысячи людей загнаны сюда на надругательство. Здесь даже поп с крестом и «Евангелием». Здоровенный солдат толкает священника прикладом в толпу. Батюшка крестится, куда, мол, меня гоните, ведь служитель культа. Показывает на бляхи: смилостивитесь, вы в бога верите! Но это напрасные слова ... Рядом со мной стоит пожилой рабочий - евпаториец Макеев. Пришел к нам, в боевую группу, с отобранным у фашиста карабином. Построил лохматые брови, стиснув зубы...

Подходит наша очередь на «сортировку». Гестаповец с парабеллумом в руке предоставляет рассудить Босс-Жуковской. Она уже, видимо, сильно устала бить плеткой, говорит вяло, почти равнодушно. Стрельнула глазами на гневные брови Макеева, процедила:

— Большевик!

Переводит взгляд на меня:

— И этот тоже ... Ершисен!

Все просто и ясно: расстрелять. Гестаповец со вкусом бьет Макеева прикладом, он падает, а за ним и я оказываюсь на земле. Пытаюсь подняться. Раздается смех - еще один парень, из предателей, бьет сапогом в зубы ... Поднял меня Макеев. Ничего не вижу, в глазах темно. Долго выплевываю по кусочку выбиты зубы ... Слышу шепот Макеева:

— Парень... Как будут выводить отсюда, давай побежим, чтобы хоть на улице умереть. Может, кто из знакомых увидит, родным скажет. Свои похоронят, а? Ничего не могу сказать, в глазах синие круги, делаю отчаянное усилие, чтобы качнуть головой в знак согласия.

В десять утра очередная колонна смертников построена. Во главе ее - группа раненых моряков в тельняшках, с ними мы, сухопутные, в гимнастерках, а за нами - огромная толпа гражданских.

— Шнель! Шнель!

Движемся медленно, еле передвигаем ноги. Конвоиры совсем осатанели, размахивают автоматами ... Ну где тут побежишь! Совсем рядом колонна автоматчиков с собаками. Один старик пошатнулся сторону, сразу затравилию... Нет, уж лучше пули, чем собачьи клыки... На подступах к Красной горке фашисты удваивают нашу колонну - к нам присоединился еще один поток «отсортированных». Позади ужасный женский и детский плач. Подогнали вплотную к противотанковому рву. Командуют:

— На колени!

Но люди, увидев нацеленные на них дула, не выполняют приказ. Затрещали пулеметы. Так и не опустив поднятых кулаков, люди оседают в ров... У нас, на правом краю шеренги смертников, какая-то заминка. Стоим с Макеев - пули нас обошли! Оглядываюсь и вижу нечто невероятное. Около двух пулеметов хаос. Более жестокой драки не видел на веку! Выждав момент, моряки бросились на двух конвоиров, свалили их на землю, отобрали автоматы и резанули очередями по овчаркам, по конвоирам, по расчетам пулеметов. Другие пулеметы вдоль рва тоже замолчали.

А моряки выпускают обойму за обоймой, не жалеют свинца... Все это - даже не минуты, а секунды. Секунды, которые я лично пережил. Люди замерли у края рва... Пришли в себя, бегут врассыпную. Но жестоко ошиблись те, кто бросился в открытую степь. Здесь каждого догоняет пуля врага. Искра надежды у тех, кто прыгнул в ров и бежит, прячась за его изгибами. Мы с Макеев тоже прыгнули в ров. Здесь уже немало трупов. Легли между холодных тел. А фашисты уже оправились после непродолжительной схватки. Методично достреливают людей, снова подогнав их к краю ямы. Нелегко передать чувства, которое охватывает среди этого кровавого месива. На тебя падают прошитые свинцом женщины, старики, дети. Где-то рядом жалобно стонет старик:

— Добейте меня! Добейте, Христа ради!

— Сам подыхать будешь ... Пуля жалко, - раздается над бруствером голос палача.

Сверху смолкает стрельба. Не слышно глухого стука падающих тел. Сегодняшнюю программу гитлеровцы выполнили. Через полчаса над рвом раздается:

— Товарищи, кто жив, вылезайте! Немцы ушли...

Некоторые зашевелились, радуясь возможности скорее выбраться с этой ужасной ямы, перевязать раны. И тут – что-то сверхпредательское: снова затрещали автоматы!

Добили людей, что им поверили, «для надежности» выпустили несколько обойм по трупам и, очевидно, ушли. А из кучи замерзающих тел все еще доносится голос деда:

— Добей! Ну добей меня, сволочь!

Мобилизовав все выдержку, я еще долго лежу на дне рва, среди мертвых, которые подарили мне жизнь. Ночью слышу рычание голодных собак с безлюдных кварталов. Давненько не ели ничего, а тут услышали свежую кровь. Пока у рва стрельба была, пока здесь топали гестаповцы и полицаи, собаки не решились подойти.

— Теперь можно вылезать... - слышу рядом шепот Макеева.

И он жив.

Вылезаю, отряхиваюсь. Вижу: Макеев не один, с ним мальчик лет двенадцати, тяжело ранен в правую руку. Зовут Витей.

— Дяденьки, - просит. - Отведите меня в село, здесь недалеко. До деда и бабы...

— Пойдемте. А переночевать нам дадут?

— Дадут, - уверяет мальчик.