Отрывок из книги ЛИЦОМ К ОПАСНОСТИ о евпаторийском десанте

Предлагаю вашему вниманию отрывок из книги "Лицом к опасности", посвященный евпаторийскому десанту.

Автор книги Ф.С. Москалев не мог не согласовывать содержание глав, посвященных отдельным людям, тем более находившимся в здравии на момент выхода книги, с людьми, описанными в них. "Герой" отрывка М.И. Харитоненко так же не мог не знать о содержании книги в части, касающейся его личности.

Отрывок посвящен М.И. Харитоненко, якобы участнику евпаторийского десанта. Я не нашел ни одного упоминания фамилии Харитоненко, связанное с десантом, как не нашел вообще ничего, связанного с этой фамилией, в том числе и относящееся к 25-й (Чапаевской) дивизии. В списке участников евпаторийского десанта фамилия Харитоненко так же не значится. Текст настолько пропитан ложью и передергиванием фактов, что ставится под сомнение какое-либо участие Харитоненко в боевых действиях в районе Евпатории.

*********************************************

Харитоненко по профессии инженер. Родился в Симферополе. Отец его работал механиком судоремонтных мастерских. За активное участие в революции 1905 года неоднократно подвергался преследованиям и вынужден был перекочевать в Полтавскую губернию.

После Октябрьской революции Михаил поступил на сахарный завод в Карловке, где активно участвовал в общественной и комсомольской жизни. Молодежь районного центра избрала его своим вожаком. В то время в комсомольской организации насчитывалось более 450 комсомольцев. Секретарем райкома комсомола работал Николай Викторович Подгорный. В годы становления Советской власти на селе юноши вместе работали.

В 1937 году Михаил Иосифович окончил Харьковский институт механизации и электрификации сельского хозяйства, позже — комвуз. Затем Харитоненко — один из ведущих инженеров Наркомата сельского хозяйства Украины.

Накануне войны с гитлеровской Германией он возглавлял оборонно-массовую работу министерства, успешно руководил одним из многочисленных кружков МПВО.

После Великой Отечественной войны, работая в Киевгортехстрое, неизменно возглавляет разведку местного штаба гражданской обороны.

...В беседе незаметно бежало время. Михаил Иосифович показал два уже пожелтевших от времени, дорогих для него документа. Первый свидетельствовал о том, что Харитоненко — боец прославленной Чапаевской дивизии, второй, что он — партизан Великой Отечественной войны.

Хотелось больше узнать о жизни Михаила Иосифовича и, в первую очередь, услышать об участии в боях в составе Чапаевской дивизии, об евпаторийском десанте.

Вот что я узнал из его рассказа.

— В Чапаевской дивизии,— начал ветеран,— я проходил срочную службу, а осенью 1941 года снова пришел в ее ряды. Дивизия тогда дислоцировалась в Оде­се. Поскольку я имел высшее образование и некоторый опыт, меня зачислили помощником командира 105-го саперного батальона по технической части. В то время в Крыму создалась очень тяжелая обстановка для наших войск. Фашистские соединения сжимали кольцо вокруг Севастополя. Чапаевскую дивизию погрузили в Одесском порту на пароходы и отправили в Севастополь с целью его укрепления.

Нашему батальону не повезло. Едва пароход, на котором мы находились, отчалил от берега и прошел две-три мили, как налетевшие с воздуха фашистские стервятники разбомбили его. Спастись удалось немногим. Меня выручила спортивная закалка. Подхватив спасательный круг, я спрыгнул с тонущего корабля. Уже у берега догнал совсем обессилевшего старшину второй статьи Николая Кошика. Позднее нам с ним пришлось исходить крымские фронтовые дороги.

До Севастополя мы добирались несколько дней. Основной состав нашей Чапаевской дивизии был уже там. Шли тяжелые оборонительные бои. 11-я армия фашис­ского фельдмаршала Манштейна окружила город со всех сторон. Мне, как инженеру, поручили возглавить команду по ремонту железной дороги, чтобы обеспечить действия нашего бронепоезда «Железняков». Бронепоезд был укрыт в Троицком тоннеле. В нужное время он на большой скорости направлялся в сторону Бахчисарая, громя засевших там фашистов. Потом снова возвращался в тоннель. Железную дорогу непрерывно бомбили, обстреливали из дальнобойных орудий. Моя команда едва поспевала устранять неполадки, менять разбитые рельсы и шпалы.

Чтобы поддержать части, оборонявшие Севастополь, командование Северо-Кавказского фронта начало готовить десантную операцию. Необходимо было зайти к фашистам в тыл, выбить их из Евпатории и создать плацдарм для мощного прорыва фронта.

Подготовка к операции и проведение ее сохранялись в глубокой тайне. 3 января 1943[1] года нас пригласили на партийный актив. К коммунистам обратился полковник Богданов — командир 265-го Чапаевского полка:

— Фашисты окружили наш родной Севастополь. Чтобы спасти положение, необходимо провести очень смелую операцию. Нужны люди, которые не побоятся рисковать жизнью. Кто из вас добровольно согласен вступить в отряд?

Все коммунисты подняли руки.

После собрания полковник попросил инженера 3-го ранга Владимира Иваненко и меня остаться...[2]

Только теперь из уст старшего командира я подробно узнал о маневре евпаторийского десанта. Отряд примерно в 800 человек должен ворваться в город с моря и неожиданным ударом разгромить фашистский гарнизон. Операция намечалась в ночь с 5 на 6 января[3].

— Товарищ Харитоненко,— обратился ко мне Богданов.— Вы хорошо знаете немецкий[4], и поэтому мы возлагаем на вас ответственную задачу. Вместе с товарищем Иваненко подберите небольшую группу из 5-6 надежных человек и возьмите с собой рацию. Ваша группа будет заброшена через три часа в тыл врага в районе   Евпатории.   Задача   у   вас   такая:   провести разведку дислокации частей фашистского гарнизона и, если будет возможность, уничтожить связь фашистского командования с другими частями. Постарайтесь выяснить обстановку и по рации дайте кодом сигнал для начала операции основного десанта. Все понятно?

— Так точно.

— Желаю успеха! — Богданов по-дружески пожал руку и обнял меня.

В команду я отобрал пять человек. Это были физически сильные, волевые люди. Они понимали, что идут, может быть, на смерть, но держались спокойно. Все горели желанием во что бы то ни стало выполнить поставленную боевую задачу. Среди них был севастопольский моряк Олег Сытниченко. В прошлом спортсмен, парень атлетического сложения, он во многом тогда помог мне.

В пять часов утра самолет ЛИ-2 выбросил нас вблизи Евпатории, в районе известкового завода и деревни Багай. Как раз на море разыгрался шторм[5]5. Жестокий холодный ветер бил в лицо. Не теряя ни секунды, мы быстро освободились от парашютов, спрятали их и постарались уйти подальше от места приземления. Невдалеке от села стояло несколько заброшенных тракторов и разбитая штабная машина гитлеровцев. В машине оказалось несколько комплектов обмундирования[6], а в будке трактористов — старая спецодежда. Найденная в машине рация, как доложил Сытниченко, была исправной. Нас это несколько приободрило, так как наша рация при приземлении испортилась. Трем бойцам я приказал надеть спецовки трактористов. Олег Сытниченко надел форму немецкого солдата, а я нарядился в форму полковника.

В Крыму так же быстро светает, как и темнеет. Пока мы возились с рацией и одеждой, туман начал рассеиваться, и вскоре уже на расстоянии ста метров отчетливо просматривалась окрестность. Чтобы не вызвать подозрения у местных жителей, я приказал ребятам вооружиться инструментом и очищать с тракторов грязь. И как же удачно получилось у нас с этой выдумкой! Вскоре появился мужчина лет пятидесяти. Подойдя к нам, он обратился ко мне, как к старшему по чину:

— Господин полковник, я — местный староста. Рад, что люди по моей просьбе посланы вовремя. Начальство распорядилось расчистить площадку для самолетов.

Вначале я говорил со старостой по-немецки, а затем, когда почувствовал, что не вызываю подозрения, перешел на русский, чуть коверкая слова. Похвалил старосту за старание. Пообещал ему награду и сообщил:

— Нам нужна машина съездить за горючим, запчастями и продуктами.

— Сей момент, господин полковник,— услужливо отвечал староста.

Минут через двадцать возле тракторов уже стояла полуторка. Шофер ее — татарин Абдураимов, как потом выяснилось, раненый попал в плен и теперь искал случая убежать к своим.

— Держись нас — и все будет в порядке,— шепнул я ему по-русски[7].

Пока ребята переносили рацию из штабной машины в кузов полуторки, староста написал записку коменданту лагеря военнопленных с просьбою выделить 15 человек для срочных работ по расчистке аэродрома.

И вот мы едем в лагерь военнопленных[8] Фашисты их держали под открытым небом, на небольшом каменистом участке, окруженном высоким забором из колючей проволоки. Когда мы появились в лагере, солдаты и офицеры, ничего не подозревая, отдали мне честь. Сытниченко быстро нашел с пленными общий язык и отобрал группу коммунистов и комсомольцев. Покинув лагерь, мы в первую очередь накормили этих голодных и истощенных людей. Как засветились их глаза, когда мы объяснили им, зачем здесь находимся. По пути в город хлопцы помогали нам, обрывая полевые провода и перерезая кабеля связи[9].

В центре города во дворе поликлиники мы увидели неприглядную картину. Фашисты выгнали на середину двора более ста женщин и раздели их догола, отбирая подходящих для офицеров[10]. С болью смотрели мы на несчастных, но помочь ничем не могли. Нужно было во что бы то ни стало выполнить основной приказ командования.

Еще более ужасное зрелище пришлось увидеть на привокзальной площади. Фашисты согнали сюда множество детей. Вначале мы не могли понять, что происходит. Слышны были только нечеловеческие крики, визг и плач ребятишек. Я приказал шоферу затормозить, остановил плачущую навзрыд женщину и спросил ее:

— Что здесь происходит?

Женщина вначале шарахнулась в сторону, а затем, взглянув на меня внимательнее, ответила:

— Тут убивают русских детей. Им дают отравленный шоколад, и они тут же умирают.

— Подъезжайте к офицеру,— приказал я шоферу. Когда машина остановилась, ко мне подошел обер-лейтенант и, отдав честь, спросил:

— Чем полезен буду господину полковнику?

— Сколько осталось детей? — спросил я по-немецки.

— Сто пятьдесят, господин полковник. Осмотревшись по сторонам, я дал сигнал — бойцы моей команды и пленные вмиг набросились на офицера, солдат и моментально прикончили их.

150 детей нам удалось спасти[11]. Их сразу же разобрали местные жители. Как нам потом рассказывали, дети были эвакуированы сюда из разных концов Крыма. Кто-то из предателей сказал фашистам, что это дети еврейской национальности, и палачи решили их всех отравить синильной кислотой.

Никогда не забуду, как из общей толпы ребятишек к нам подошел мальчик лет десяти. Он был изможден до крайности. Правая рука была перебита и висела на полоске кожи и сухожилий.

— Как зовут тебя? — вырвалось у кого-то из команды.

— Витя,— хрипло ответил мальчик и попросил:— Отрежьте мне руку, она мешает...

Среди пленных оказался фельдшер. Он простым ножом отрезал мальчику руку, наложил жгут и обмотал культю носовым платком. Мальчику стало легче. Какими глазами смотрел он на нас... Жив ли ты сейчас, Витя? Из ребят, спасенных нами, я поддерживаю связь только с одним. Его зовут Марат[12]. Он работает сейчас шофером автобуса в республиканском детском доме в Евпатории.

Михаил Иосифович замолчал, охваченный волнением, затем, немного успокоившись, продолжал:

— Неожиданно наша машина остановилась у православной церкви.

— Кончился бензин,— сказал шофер.

Я назначил старшего, приказал людям укрыться в кустах и ждать сигнала, а сам с радистом отправился обследовать местность. Фашистов поблизости не было. То ли готовились к празднику, то ли находились в окопах. Вдруг на аллее мы заметили приближающихся к нам двух девушек. Они, приняв нас за немцев, поздоровались и протянули бумажки — пропуска.

— Можно ли пройти в гостиницу?[13] — спросила одна из них.

— Зачем вам понадобилась гостиница? — на русском языке спросил я.

Девушка, услышав чистую русскую речь, вначале растерялась. А затем, набравшись смелости, объяснила:

— Мы несем пропуска артистам. Герр комендант Евпатории приглашает их дать спектакль «Ночь перед рождеством» для офицеров гарнизона[14].

Такой удобный случай нельзя было упускать. «Пойдем вместе с ними»,— решил я... В одном из номеров гостиницы нас встретили голодные, растерянные женщины, актрисы местного театра.

— Господин офицер, нас заставляют играть «Ночь перед рождеством», а в труппе только один мужчина, но и у него перебиты ноги. А нам нужен актер на роль черта. Как же быть? — обратилась ко мне до крайности худая актриса лет тридцати пяти.

— Давайте костюм, я сыграю черта,— сказал я. Актрисы растерялись. Ведь для них я был немецким полковником, и они боялись меня, ожидая подвоха. Пришлось им открыться[15]. Поняв, кто мы, женщины сразу же начали помогать нам. Я быстро сбросил с себя одежду. Несколько рук подхватили меня и вместе с прикрепленными к ремню лимонками и пистолетом сунули в костюм черта.

— Не приведи бог, если фашисты догадаются, всех нас уничтожат, как собак,— испуганно бормотала молоденькая чернобровая актриса.

— Не бойтесь, все будет в порядке,— успокаивал ее Сытниченко.

Теперь надо было доложить начальству о готовности артистов. Докладывать пошли вчетвером — я, Сытниченко и две актрисы.

У штаба нас остановил часовой и сигналом вызвал дежурного офицера. Я сказал офицеру, что нам нужна комната для переодевания.

— Айн момент,— ответил офицер и побежал докладывать начальству. Затем, выйдя из кабинета, начал осматривать комнаты. В одной из них два солдата от нечего делать играли на губных гармошках.

— Вэк, вэк! — скомандовал им офицер и пригласил нас войти. Заходя в комнату, мы успели заметить, как немец поспешно накрыл брезентом стоявшую на большом столе рацию[16].

Я моргнул Олегу и обратился к офицеру:

— Где можно раздобыть воды?

— Момент,— ответил тот и направился в коридор. Я вышел вместе с ним, чтобы задержать его.

— Вы хорошо говорите по-немецки? — спросил офицер.

— Мои родители — русские немцы из Берлина.

— Я тоже берлинец,— ответил офицер.

Мы обменялись еще несколькими фразами, а Сытниченко между тем успел сообщить в Севастополь координаты штаба, сказать о предстоящем концерте и о том, что мы тоже находимся здесь, в большом зале штаба. Эти сигналы принял командир штурмового отряда С.Г. Крючков[17], спешивший с отрядом к нам на помощь.

В это время в коридор вошли два полицая. Один из них стал объяснять фашисту, что на море виднеются какие-то огоньки[18]. Убедившись в том, что офицер ничего не понял из их болтовни, я перевел по-немецки:

— Они просят шпацирен и тринкен шнапс!

— Выгнать их отсюда! — скомандовал возмущенный гитлеровец.

— Вон, свиньи! — закричал на полицаев солдат и вытолкнул их на улицу.

Через несколько минут мы вошли в зал. Там уже был генерал и около двухсот офицеров и солдат. Генерал внимательно осмотрел нас. Особенно ему понравился черт.

— Гут, гут,— проговорил он и довольно закивал головой. Затем подозвал офицера и распорядился дать нам по стакану водки. Одна из артисток села за рояль и начала играть веселую мелодию. По времени я чувствовал, что наши вот-вот прибудут. Чтобы отвлечь внимание фрицев, я подхватил какую-то женщину и начал отплясывать с ней, выделывая всевозможные выкрутасы.

Фашистов это позабавило. Они  громко смеялись и аплодировали. Пока мы усердно забавляли их, Сытниченко снял с петель все двери зала.

Началась пьеса. В середине первого акта в зал ворвались советские десантники.

— Руки вверх! — слышалось со всех сторон. В этот момент хлестнула автоматная очередь, и один из наших командиров упал.

— Бей фашистов! Уничтожай гадов! — раздались голоса десантников.

Ошеломленные внезапным нападением, немцы пытались выпрыгнуть в окна, но и там их подстерегли меткие пули наших моряков. В результате жестокой схватки все гитлеровцы, находившиеся в зале, были перебиты[19].

Часа в два ночи я с радистом поспешил к пристани[20]. Получилось так, что с группой, оставшейся возле церкви, связь потерялась, и о ее судьбе я ничего не знаю по сей день.

А над бушующим морем навис непроглядный туман. Вслед за нашим военным тральщиком «Взрыватель» прибыли другие корабли, в частности транспортное судно СП-14[21], на котором находились танкетки, орудия, и семь катеров «Морской охотник».

Поскольку гавань была разбита, командир второго отряда Буслаев[22] подал команду морякам прыгать с корабля прямо в воду. Местные жители начали подносить доски и бревна, помогая сгрузить боевую технику[23]. С левой стороны пристани ветер доносил гул и треск. Это горел штаб гарнизона. Где-то стрекотали пулеметные и автоматные очереди. Рядом с нами закончил высадку отряд капитана 3-го ранга Шевченко. К несчастью, один из наших катеров подорвался на мине. А затем прямо по пристани открыл огонь оживший вражеский дот. Путь десантникам преградили крупнокалиберные пулеметы, установленные на крыше гостиницы «Крым».

— Сытниченко, дайте координаты огневых точек врага на корабль,— приказал я. Получив координаты, рулевой тральщика «Взрыватель» старшина 1-й статьи Авраменко   развернул   корабли,   а   артиллеристы   с носового орудия дали по огневым точкам противника несколько выстрелов. Путь для десанта был свободен.

Через несколько минут возле горящей гостиницы шла рукопашная схватка.

Командир штурмового отряда Семен Герасимович Крючков был ранен, но продолжал руководить боем. Ликвидировав фашистский штаб, он выделил группу под командованием старшины 1-й статьи Г.С. Корниенко[24], которая проникла к тюрьме, перебила охрану и освободила наших пленных. Среди них было много коммунистов и комсомольцев.

Гарнизон гитлеровцев, находившийся в Евпатории, был разгромлен. Боевую задачу евпаторийский передовой десант успешно выполнил. Однако удержать город он был не в силах. На подмогу фашистам спешили другие воинские подразделения и части гитлеровцев. А бушевавший на море шторм помешал пришедшим на помощь боевым кораблям подойти к причалам. Силы были слишком неравными. Оставшиеся в живых моряки, бойцы и командиры начали отходить.

Командира первого отряда С.Г. Крючкова вторично тяжело ранило разрывной пулей возле гостиницы «Крым». К счастью, рядом оказалась врач Валентина Павловна Диева. Вместе с двумя санитарами она перенесла его на катер и доставила в Севастополь.

А мне с несколькими бойцами из отряда Крючкова уйти не удалось — настигли фашисты. Мы оказались в огромной толпе арестованных — местных жителей и пленных. Фашисты погнали нас на Красную горку. У противотанкового рва они выбрали человек 250, в этой группе был и я, и заставили нас стать на самый край обрыва. Затем последовала команда: «На колени!». Но никто приказу не подчинился. Тогда застрочили фашистские пулеметы, и, как подкошенные, стали падать люди. В этот момент кто-то из моряков на нашем фланге крикнул:

— Бей фашистов!

И все мы, не сговариваясь, бросились на конвоиров. Моряки руками душили гитлеровцев, выхватывали у них автоматы. Олег Сытниченко схватил какого-то солдата за глотку, а я, вырвав у фашиста автомат, стукнул врага прикладом и тут же открыл огонь по другим фашистам.

Но вот гитлеровцы с левого фланга бросили колонну и побежали в нашу сторону. Я с автоматом залег у насыпи. Во время перестрелки меня ранило, и я, как и многие другие, прыгнул в ров и залег между телами расстрелянных...

Михаил Иосифович снова умолк. Закурил. Видно, не так легко вспоминать эти страшные минуты.

— В том яру пролежал под трупами до вечера,— продолжал, помолчав, Харитоненко.— Когда очнулся, не мог разобрать, где я: кругом мертвые тела, ноги, руки, масса детей. Над яром кричали вороны.

— Миша, ты жив? — вдруг слышу голос Сытниченко.

— Жив!

В это время кто-то над нами громко произнес:

— Кто живой, выходи. Мы не тронем, помилуем. «Это провокация»,— решили мы и продолжали лежать.

И все же нашлись люди, которые поверили провокаторам и стали подниматься. Фашисты встретили их автоматной очередью.

Мы с Сытниченко вылезли лишь тогда, когда возле трупов появились голодные собаки. Около суток, обессиленные, окровавленные и голодные, ползли, стараясь подальше уйти от этого проклятого яра. И все же фашисты обнаружили нас...

Палач долго измывался надо мной. А когда понял, что ничего не добьется, со всего размаха ударил парабеллумом по щеке. Лицо залила кровь, от боли все поплыло перед глазами, и я упал.

— В душегубку эту коммунистическую сволочь! — приказал офицер солдатам. Еле живого втолкнули в машину и Сытниченко. Но в тот момент, когда солдат закрывал дверь, Олег успел сунуть между дверью и рамой машины кусок своего бушлата[25]. Образовалась маленькая щель, через которую поступал воздух. Благодаря этому мы и остались живы.

И вот снова знакомый яр, и снова мы лежим под прикрытием мертвых тел. Но теперь мы действовали более осторожно. После долгих скитаний по оврагам и лесам нас, совершенно обессилевших, подобрали местные жители, накормили, дали возможность хорошо отоспаться.

Затем мы попали в партизанский отряд «Уничтожай фашистов», которым командовал представитель Крымского обкома партии Федор Афиногенович Павлов[26]. Сперва нас встретили настороженно, долго проверяли. А тем временем я и мой товарищ физически окрепли, залечили свои раны. Вначале я выполнял отдельные поручения, а когда «экзамен» был выдержан, Павлов поручил мне командовать группой, состоявшей из только что освобожденных наших военнопленных.

Отряд Павлова не давал фашистам покоя. Партизаны уничтожали машины с личным составом, боеприпасами, подрывали рельсы железнодорожных линий.

Началась борьба за освобождение Евпатории. 11 апреля 1944 года советские войска повели решительное наступление. Предчувствуя свое поражение, фашисты грабили город, беспощадно расправлялись с жителями.

Утром 11 апреля советский летчик точным бомбовым ударом потопил один из фашистских транспортов. Гитлеровцы открыли по советскому асу ураганный огонь и сбили его. Охваченный пламенем, самолет упал вблизи озера Майнаки. Он долго горел, рвались боеприпасы. Когда взрывы прекратились, партизаны бросились к обгорелому остову, но лишь нашли остатки обмундирования, пряжки от ремней да куски парашюта. С трудом удалось установить по сгоревшим документам имя и воинское звание летчика. Это был генерал Токарев[27].

Партизаны поклялись у самолета отомстить за нашего славного сокола. Мне и бойцу Олегу Ярковому командир дал задание во что бы то ни стало подорвать зенитную батарею врага.

Мы хорошо изучили местность, где гитлеровцы устанавливали зенитные орудия. Днем они прятали их в селе, под деревьями, а ночью выставляли на пригорок, где были подготовлены специальные площадки. Несколько дней мы выжидали случая, чтобы на площадках установить противотанковые мины. Наконец, ценой больших усилий и смертельного риска нам все же удалось это сделать. И когда фашисты привезли орудия и стали их устанавливать, раздались взрывы. Не одно орудие взлетело на воздух.

12 апреля 1944 года около полуночи партизаны освободили от фашистов Новый город. К нам присоединилась группа бойцов-разведчиков из подразделения майора Василия Билько. Совместными усилиями мы отбили у фашистов много боевой техники, взяли в плен 50 человек во главе с командиром карательного отряда[28].

Затем группе Харитоненко пришлось выдержать бой с фашистскими танками. Выполнив последнее партизанское задание, Михаил Иосифович вступил во 2-ю гвардейскую дивизию заместителем командира батальона по техчасти, вместе с которой и дошел до самого Берлина.

О боевых заслугах Михаила Иосифовича Харитоненко свидетельствуют награды Родины — медали за освобождение городов Одессы, Севастополя, Киева, Праги, Варшавы, за взятие Берлина.

Дорогой отца, который не раз смотрел смерти в глаза и оказался сильнее смерти, пошли и его сыновья. Старший, Валентин,— ныне полковник авиации, младший, Сергей,— сержант, радист первого класса.

Несмотря на возраст Михаил Иосифович и ныне молод душой. Он отличный преподаватель, командир разведки формирования ГО. Все свои силы ветеран отдает воспитанию молодого поколения в духе беззаветного служения Родине.

*********************************************